[Plumbax]

— Невротик.

Двойник осёкся, некоторое время по инерции ещё продолжая шевелить губами. После чего закрыл рот и с выражением немой обиды воззрился на Стаса.

— Я знал, конечно, что последние месяцы, когда эйфория обильно перемежалась теми самыми колебаниями, о которых ты упомянул, превратили меня в эмо. Но я не знал, что процесс деградации будет продолжаться.

— По крайней мере, я не пью антидепрессанты, — укоризненно возразил дубль.

Стас немного помолчал, затем пожав плечами:

— Я тоже принял их лишь пару раз. Причём не из-за себя любимого. По тебе же превосходно видно, из-за кого ты на самом деле переживаешь.

— Я...

— Подожди! — Стас вскинул ладонь. В отличие от двойника, явно отрепетировавшего свои речи заранее, ему требовалось собраться с мыслями. — Подожди. Ты говоришь, что, когда она узнала правду о несколько одностороннем характере наших отношений, это травмировало её, выжгло кусочек её души. При том, что наши отношения длились лишь несколько месяцев и были довольно поверхностными. Тогда что будет, если я продолжу играть с ней и дальше, приближая к себе? Пусть это не совсем игра, пусть мне нравится Дина и пусть она даёт мне смысл существования — это всё равно вовсе не то отношение, которого она ждёт. Будучи эмпатом, она рано или поздно догадается об этом. И что будет тогда? Если разочарование после трёх месяцев знакомства убило её морально, то после года знакомства не убьёт ли разочарование её физически?

Двойник открыл рот и тут же закрыл его. Взгляд его принялся буравить ковёр. Пальцы до белизны от напряжения стиснули край дивана.

— Думаю, за месяцы неустанных сожалений о сделанном ты просто позабыл, что у сделанного вообще-то имелись строгие логические основания. Или не захотел вспоминать. Движимый отчаянным стремлением во что бы то ни стало возвернуть смысл своего существования — или просто источник подпитки для чувства собственной значимости?

Двойник молчал. Голос Стаса стал мягче.

— Я ведь знал заранее, что если я открою ей правду, то мне будет нелегко. Мне — то есть в данном случае тебе. Ты говоришь, что утратил цвет и смысл жизни, но, даже если допустить самый крайний исход этого, не дороже ли счастье Дины? Душа её ещё восстановится с течением времени. Если же я буду ещё дольше скрывать от неё истину — не восстановится никогда.

Двойник молчал, подперев голову ладонями. Через несколько минут, не поднимая глаз, тихо произнёс:

— Ты не представляешь, что тебя ждёт.

— Теперь представляю, благодаря тебе. Постараюсь подготовиться, запастись антидепрессантами. Хотя...

Стас замялся.

Ему не очень хотелось озвучивать пришедшую ему в голову мысль, поскольку было в этой идее нечто суицидальное. Суицидальное по отношению к нему, нынешнему Стасу.

— Если ты действительно хочешь спасти Дину от травмы — отправься лучше в ноябрь прошлого года. Предотврати наше знакомство. Пусть вся эта грустная и нелепая история никогда и нигде не произойдёт.

Двойник покачал головой. Вначале едва уловимо — затем чуть приподняв голову, оторвав лицо от ладоней, так, что энергичные движения головы стали весьма заметными.

— Нет. Я страшный эгоист, брат. Я не могу вычеркнуть из жизни — твоей, моей, — эти месяцы, навсегда изменившие меня.

Тем не менее он поднялся с дивана и принялся нажимать мелкие клавиши на боку своей серебристой коробочки.

— Ты куда?

— Минус тринадцать миллиардов лет, — произнёс двойник, не отвлекаясь от манипуляций с прибором. — Точнее, минус тринадцать миллиардов семьсот миллионов. Если повезёт, увижу своими собственными глазами Большой Взрыв. Или даже стану его первопричиной?

Он невесело рассмеялся.

— Подожди! Ты... — Стас рванулся вперёд.

Доппельгангер погрозил пальцем свободной руки, отведя другую руку с устройством как можно дальше за спину и демонстративно прижав указательный палец к одной из кнопок.

— Это ведь красиво, не так ли? Красиво. Между прочим, ценить пафос и красоту нас с тобой научила именно она. Без неё мы бы так и остались бесчувственными сухарями, слепцами, рассуждающими о красках заката.

Стас шевельнул губами, пытаясь внести то ли уточнение, то ли возражение. Но не успел — палец доппельгангера на боку устройства пошевелился и воздух с шумом схлопнулся вокруг вакуума, возникшего на месте двойника.

Гостиная опустела.

Стас вытянул руку вперёд, словно желая осязательно удостовериться в собственном исчезновении. С лица его медленно соскользнуло выражение невозмутимости, старательно удерживаемое им на протяжении большей части разговора с дублем.

Он остался один.

Стас присел на край дивана, ещё хранивший тепло двойника — интересно, что с ним случилось? не могло ли его тело, материализовавшись на самых ранних стадиях эволюции Вселенной, повлиять на развитие космоса? Ему вдруг вспомнилась прочитанная где-то заметка о странной галактике, форма которой до мелочей совпадает с медицинской картой человеческого уха, но сейчас эта заметка не показалась ему смешной.

Он подпёр голову руками, почти идеально копируя позу двойника.

Теперь не перед кем было притворяться, изображая непоколебимость и альтруизм. Он сидел на краю дивана, спрятав лицо в ладони и закрыв глаза. Вспоминая прошлое. Вспоминая будущее. Рассказанное ему двойником и домысленное им самим. В двух шагах от него на полу лежал оставленный доппельгангером телефон.

Тут, будто вспомнив о чём-то, Стас открыл глаза.

Ему предстоял выбор.